25 лет назад нам объявили: свободны!
Ускорила события трагическая смерть Анатолия Марченко. Помните, в августе 1986 года в Чистопольской тюрьме он объявил голодовку. Условием ее прекращения было освобождение всех политических заключенных. Этого же требовал сосланный в свой горький город Андрей Сахаров. И тогда, в 86-ом тоже случился свой Декабрь: 9 декабря случилась трагедия — умер Марченко, 15 декабря Сахарову объявили: свободен. А 23 декабря его с триумфом встречали в Москве.
Но Сахаров не был бы Сахаров, если бы не продолжал стоять на своем: в стране сотни политических узников. А в разговоре с Горбачевым напомнил генсеку, что список давно составлен, и надо освобождать прямо тек, списком. Да, слова Андрея Дмитриевича тогда многое значили, но была еще одна сторона, и она условием прекращения гонки вооружений выдвигала те же требования – освобождение политзаключенных в СССР. Именно этого требовала администрация Соединенных Штатов Америки.
А наша страна к тому времени уже надорвалась в этой самой гонке. И скрепя сердцем власть пошла на такую беспрецедентную амнистию, хотя еще в начале 1986 года Горбачев убежденно заявлял: «Насчёт политзаключённых. У нас их нет. За убеждения у нас не судят. Но всякое государство должно защищать себя от тех, кто покушается на него, призывает к его подрыву или уничтожению, кто, наконец, шпионит в пользу иностранных разведок. В СССР за все виды такого рода преступлений отбывают наказание немногим более двухсот человек».
Каждый правитель отрицает преследование за инакомыслие. Но тогда впервые была названа цифра – более 200 человек. На деле, политзэков было гораздо больше. Отрицать отрицали, но в конце декабря 1986 года Горбачев дал поручение подготовить Указы Президиума Верховного Совета СССР о помиловании и освобождении политических заключенных и ссыльных. И уже 31 декабря было издано секретное постановление ЦК КПСС о проведении амнистии!
Но власть не была бы властью, если бы не обставила эту долгожданную «помиловку» одним непременным условием – каждый из политзаключенных должен был написать прошение о помиловании. А это означало согласиться с обвинением и самого себя объявить преступником.
Многие после колебаний и тяжких раздумий прошения написали. Но были и те, кто отказался это сделать, среди них — Татьяна Великанова, Иосиф Бегун, Елена Санникова. Но кто бросит упрек тем, кто согласился с условиями освобождения?
И политзаключенные действительно начали выходить на свободу. 10 февраля 1987 года официально было заявлено об освобождении 140 человек, на деле в тот год были выпущены из тюрем, вернулись из ссылок около 300 человек. А все незаконченные дела по политическим статьям были прекращены. Позже остальных, начиная с декабря 1987, на волю вышли и те, кто так и не признал себя виновным. Им собственная принципиальность обошлась в несколько лишних месяцев за решеткой. Но ведь это того стоило!
И хотя принято считать, что последние политзаключенные в Советском Союзе были освобождены только после событий августа 1991 года, амнистия 1987 года была тем событием, которое могло бесповоротно изменить страну. Не изменило! Прошло двадцать пять лет, и что же? Да все тоже — борьба с инакомыслием в России продолжается! И политические заключенные все пребывают — их уже больше ста двадцати человек! Ученые, предприниматели, гражданские активисты — все те, кто пытался формулировать смыслы общественной жизни, кто сопротивлялся режиму личной власти.
И все это на возрожденном советском фоне – одна на всех партия, несоразмерные реальным угрозам военные расходы и несменяемый генсек. Правда теперь он называется по-другому – национальный лидер. И все тот же нажим на политзаключенных: хочешь на свободу – пиши прошение! Но нынешний «генсек» на широкие жесты неспособен по определению – весь опутан догмами как ленточным червем из вчк-гпу-нквд-мгб-кгб-фсб. А из всех руководящих действий этот нацлид предпочитает только два – покупать и давить!
К тому же ни одна зарубежная страна, ни союз стран — не ставят условием международного и экономического сотрудничества освобождение оппозиционеров. Да что заграница! Нам самим плевать на своих репрессированных соотечественников, а значит, на самих себя, на своих детей. И потому многие до сих пор не понимают, что тоже на привязи. А те несколько десяткой мужчин за решеткой свободнее всех нас на воле. Они хотя бы пытались сопротивляться…