История с психологией и контрреволюция с пошлостью
В теперешнем «информационном пространстве» особое положение занимает радио «Эхо Москвы». Из всех сколько-нибудь влиятельных средств массовой информации оно в наименьшей степени подчиняется цензуре Кремля. Политико-идеологическое направление его в основном прозападное либерально-буржуазное, то есть в теперешней политической ситуации одновременно антисоветское и антипутинское. Одной из наиболее долговечных его программ оказалась историческая серия «Цена победы» на тему не побед, а неудач и поражений в Великой Отечественной войне. Исчерпав в основном «исторический» компромат на советское государство периода Отечественной войны, «Эхо» переключилось на «цену революции».
Уже состоялось довольно много передач на эту тему. Из них можно извлечь кое-что интересное по поводу важнейшего периода истории России, но еще больше — по поводу того, что представляют собой теперешние эховские «просветители» и их паства. 20 апреля «цена революции» естественно была посвящена ее вождю. В самом названии присутствовали вполне оценочные слова «гений злодейства», весьма точно выражающие отношение «эховской» публики к великой исторической личности. Ведущий «исторический» журналист Михаил Соколов пригласил для «дискуссии» профессионального историка Константина Морозова, а также Леонида Гозмана, которого представил как «кандидата психологических наук». Любой минимально любознательный слушатель без труда смог бы прочитать в Интернете подробности, которые ведущий предпочел не афишировать. Всю «постсоветскую» историю приглашенный психолог участвовал в политических проектах вроде «Правого дела» и «Союза правых сил», а также «трудился советником» Анатолия Борисовича Чубайса в ельцинском правительстве, позднее в РАО ЕЭС, а теперь еще и в госкорпорации «Роснано». В роли «советника» слушателей «Эха» кандидат чубайсовых кормушек выступил весьма удачно. Не в том смысле, что понял хотя бы кое-что из психологии великого человека (это подобным психологам не дано в принципе), а в том, что по этому поводу успешно нарисовал свой собственный (и своих однопартийцев) психологический портрет.
При всей любви к «плюрализму» эховские собеседники предпочли не связываться с неудобными оппонентами, а вместо реальной дискуссии оглушать слушателей мешаниной из тенденциозно подобранных фактов и своих «свободных» фантазий. С точки зрения чубайсова советника «то, что Владимир Ильич Ульянов-Ленин был преступником и исчадием ада, для меня очевидно много-много лет. Я много лет это понимаю и думаю, что очень многие это понимают». Естественно, и не ново. Классовые враги уже очень-очень много лет именно так понимают. Тем не менее, такого «понимания» даже им недостаточно для «понимания», почему все-таки «исчадию ада» так много удалось против них сделать. С «божественной» точки зрения непосредственная поддержка Сатаны объясняет все, но эховской аудитории Сатаны мало. Приходится признавать в какой-то степени дар божий. «Я думаю вот что. При всей моей неприязни к Владимиру Ульянову-Ленину, я думаю, что он был, хоть и систематически необразованный, но умный человек. Он был, как мне кажется, значительно умнее Иосифа Сталина и так далее». Но признать дар божий в превосходной степени, как это было на самом деле, чубайсов психолог, конечно, не может. «Думаю, что Ленин не сделал тех положительных вещей, о которых говорится. Мне кажется, это был действительно гениальный тактик, гениальный менеджер. И хочу еще раз подчеркнуть, что в основе его представлений о будущем России лежало отсутствие систематического образования и пробелы в интеллекте». Признание гениальности хотя бы на «тактическом», «менеджерском», уровне весьма «психологично» сочетается с «пробелами в интеллекте» умного, хотя и «систематически необразованного» человека. Понятно, неприязнь кандидата наук вызывает именно гениальность, во всяком случае куда в большей степени, чем «пробелы в интеллекте». Советник-психолог отчасти следует примеру шефа-Чубайса, который «признавал», в бытность главным электриком, высокий класс «менеджмента» в реализации программы ГОЭЛРО. По существу же утверждение о «гениальном менеджере» ложно. Ленин был, конечно, организатором высокого класса, но вовсе не чемпионом среди большевиков в этом смысле. Иосиф Сталин, который был, по оценке кандидата-психолога, «значительно глупее», явно превосходил предшественника по «мастерству менеджмента». Яков Свердлов, Феликс Дзержинский, да, вероятно, и Лев Троцкий, тоже определенно не уступали вождю революции в организаторских талантах. Его роль была иная, а болтовня о «гениальном менеджере» только запутывает дело.
Самый главный «интеллектуальный» аргумент чубайсова психолога против гения революции — «отсутствие систематического образования». Его рассуждения на эту тему — бесподобное саморазоблачение его собственного (и ему подобных) интеллектуального убожества. «Владимир Ильич нормально закончил гимназию, отучился год (или даже меньше) в Казанском университете… После этого матушка, использовав какие-то свои связи, добилась экстерната в Петербургском университете. Что такое экстернат в Петербургском университете? Это отсутствие систематического образования. Я, когда преподавал фулл-тайм в советское время в Московском университете, если ко мне попадался случайно студент (мальчик или девочка) из диссидентской семьи, то я делал следующее: вызывал его сразу (выдергивал из аудитории) на экзамене, несмотря на протесты: "Я еще не готов(а)" и так далее. Ребенок садился, я брал зачетку, ставил "Отлично", говорил: "Отцу привет. А теперь, если хотите поговорить по предмету, — пожалуйста". Я считал своим долгом сначала выразить солидарность с этими людьми. Представьте себе профессоров Петербургского императорского университета, когда к ним попадает на экзамен брат несправедливо, не по делу, как считала тогда русская интеллигенция, казненного революционера Александра Ульянова. Что, кроме "Отлично", они могли ему ставить? И посмотрите: он был человеком интеллектуально активным, читал книжки и так далее, но у него не было систематического образования. Что такое систематическое образование? Приходит молодой человек учиться и говорит, что Фейербах — козёл. Ему говорят: "Окей, Фейербах, может, и козёл, но ты сначала его прочтешь, сдашь по нему зачет, и тогда только ты имеешь право высказываться". А Владимир Ильич брал на ночь книжку, а потом писал "Материализм и эмпириокритицизм". То есть чистая графомания. Потому что не было уважения. Систематическое образование дает уважение… Отсутствие систематического образования, то есть уважения к законам природы, общества, отсутствие понимания, насколько все сложно устроено, — это характерная черта всех революционеров. И у Владимира Ильича это было представлено в полной мере. Малообразованный интеллектуально активный графоман».
Что и говорить, разоблачение стопроцентное сразу по нескольким направлениям. «Фейербах — козел» — трогательная наивность по сравнению с «Владимир Ильич брал на ночь книжку, а потом писал «Материализм и эмпириокритицизм»». Автор такой фразы наверняка никогда не читал «Материализм и эмпириокритицизм», либо читал так, как принято у советников господина Чубайса, за что этот самый Чубайс, который воображает себя «эффективным менеджером», платит своим глупым советникам такие суммы, какие не снились настоящим труженикам науки и образования. Откровения экзаменатора-психолога по поводу выражения солидарности со «своими» через выставление незаработанных отличных оценок их «ребенкам» выдают противоположное моему понимание «уважения». Я «тоже» экзаменую студентов, однако считаю студента самостоятельной личностью, которая сама за себя отвечает, а вовсе не «ребенком». Бывало, хотя и редко, что мне приходилось «содействовать» идейно близким молодым людям, однако исключительно консультациями по существу предмета, который следовало изучить, а послаблениями в требованиях по сравнению с «несвоими» — никогда. Только так я понимаю уважение к себе и к единомышленникам по политическим взглядам. Чубайсов психолог всех мерит своим аршином, который на самом деле принципиально ущербный. Я не думаю, что профессора, экзаменовавшие студента Владимира Ульянова, выражали свою солидарность с братом казненного царскими сатрапами революционера подобно теперешнему горе-психологу Леониду Гозману. Зато стопроцентно уверен, что сам студент Владимир Ульянов был о себе настолько высокого мнения, что посчитал бы чудовищным оскорблением какое бы то ни было снисхождение по любому поводу.
По поводу уважения-неуважения «к законам природы и общества» могу напомнить некоторые факты из жизни современника Владимира Ильича. В конце июня 1905 года в редакцию солидного немецкого научного журнала «Анналы физики» поступила статья под названием «К электродинамике движущихся тел». Ее автором был какой-то никому из уважаемых ученых не известный малообразованный графоман по имени Альберт Эйнштейн. Этот самый Эйнштейн настолько не блестяще окончил цюрихский Политехникум (а вовсе не престижный университет), что ни один из профессоров не пожелал оставить его у себя на кафедре для продолжения образования — в отличие от многих других выпускников. Далеко не сразу, с большим скрипом ему удалось (отчасти по блату) устроиться в патентное бюро в Берне на должность эксперта третьего класса. И вот этот патентный эксперт третьего класса набрался наглости противопоставить какие-то свои радикальные идеи общепризнанным «законам природы и общества», традиционным представлениям о пространстве и времени… Даже чубайсов советник не возьмется, я полагаю, отрицать нелепость оценки значения самой гениальной в истории человечества научной статьи с позиций «систематического образования». Не потому, что сам читал оригинальное изложение великого открытия (на это он очевидно неспособен), а лишь потому, что его «референтная группа» не оспаривает в данном случае компетентные оценки профессионалов. Точно в такой же степени нелепы оценки «пробелов в интеллекте» у примерно в равной с Эйнштейном степени «малообразованного» Владимира Ильича Ульянова-Ленина. Между прочим, взаимные оценки этих двоих не получивших систематического образования персонажей начала 20 века не имеют ничего общего с «оценками» типа «исчадия ада»… Не лишне напомнить, пожалуй, и еще одного малообразованного графомана, который задолго до Ленина самокритично признавался: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь… »
Что такое «законы природы и общества»? На самом деле наши систематически образованные реформаторы считают «всеобщими законами» то, что они прочитали в заграничных учебниках. Сами они показали себя ни на что не способными кроме бездумного списывания с заграничных прописей и тупого исполнения указаний иностранных советчиков. С вполне соответствующим уровню интеллекта реформаторов результатом гайдаро-чубайсовых реформ. Тот же, кого они обзывают «исчадием ада», поступал иначе. Разбираясь с аграрным вопросом в России, он основательно изучил конкретные факты распределения земли и основных орудий среди «земледельческого населения» и сопоставил эти объективные данные с выявившимися в новорожденном «народном представительстве» настроениями представителей разных классов. Такую работу не сделал никто ни из противников, ни из однопартийцев, которые потенциально были высококлассными «менеджерами». Именно потому, что он это осилил, Ленин был в 1917 году намного лучше всех прочих вооружен пониманием перспектив революции и возможностей, которые она открывала. Глупенькие эховские историки и психологи никак не могут признать, что именно правильное понимание конкретных «законов природы и общества», основательно изученных Лениным до революции, послужило фундаментом его «гениальных тактических» решений 1917 года.
Я полагаю, изложенного более чем достаточно для «адекватной» оценки уровня «просветителей-реформаторов». Стоит отметить также их глубочайшую моральную ущербность. У них очень низкая (и вполне адекватная) самооценка. В противоположность проклинаемым ими большевикам, которые были о себе весьма высокого мнения. У «наших» реформаторов нет и никогда не было ни малейших претензий на самостоятельность мысли. В смысле интеллекта это презренные рабы «передовых», по их понятиям, заграничных поводырей. Их рабская подражательная психология — полнейшая противоположность психологии первопроходцев, какими были, в частности, Пушкин, Ленин и Эйнштейн. Уровень аудитории «Эха», увы, в общем, соответствует уровню вещателей. Каков поп, таков и приход. Слушатели, как правило, принципиально некритичны и несамостоятельны. Им не приходит в голову, услышав про « исчадие» (гозмановский эквивалент «оценки» «Фейербах — козел»), минимально поинтересоваться иными мнениями и хотя бы при всех предубеждениях прочитать легко доступные тексты самого Ленина (что рекомендовал, кстати, «сам» Гозман по отношению к Фейербаху). При том многие высокого мнения о своем «систематическом образовании»…
Надо признать, однако, что абсолютной монополии на «Эхе» дураки все же не имеют. В той же самой серии «цена революции» есть передачи совсем другого класса. 16 марта и 11 мая слушателей просвещал питерский профессор Петр Базанов, специалист по русской эмиграции. По идейному направлению сей профессор контрреволюционер не менее клятый, чем прочие собеседники ведущего Соколова. Базанов, однако, отличается, во-первых, тем, что он не дурак, а во-вторых, тем, что его «систематическое образование» не обошлось без марксизма. Причем, судя по его высказываниям, профессор и теперь во многом следует марксистскому подходу к истории. Разумеется, не признаваясь в этом. Он хорошо знает факты, и в той мере, в какой придерживается фактов, высказывается почти по-марксистски. Другое дело — контрреволюционные фантазии, которые оказываются почти такими же пошлыми, как у откровенно глупых коллег по вещанию. Тема Базанова — возможные альтернативы победе большевиков в 1917 году и в гражданской войне. Все без исключения собеседники до такой степени озлоблены поражением «своих, что не рассматривают вовсе еще более худшие даже с их точки зрения сценарии, которые при минимальной объективности следовало бы учитывать. Например, более продолжительное царствование батьки Махно в обширных районах юга России. Или расчленение бывшей «неделимой великой России», которое фактически состоялось в 1918 году, и преодолеть которое на самом деле не было шансов ни у кого, кроме большевиков.
Положим, такие мелочи, как «единая неделимая Россия», нашим либералам не сильно дороги, что не мешает им горячо сочувствовать белогвардейцам, которые воевали как раз за «единую неделимую». Конечно, дореволюционная царская Россия больше советской соответствует их ценностям. И начинает свою «альтернативность» ведущий Соколов с февраля 1917 года. Не было ли возможности в самом начале задавить революцию? Если бы царь отказался отрекаться, прогнал Шульгина и военной силой «прекратил беспорядки» в столице? При всем сочувствии прогнившему царизму профессор-контрреволюционер с глубоким сожалением отвечает «нет». Не было у глупого царя силы, дискредитировал он себя до последней степени даже в глазах стойких сторонников самодержавия. Раньше надо было отрекаться, тогда может быть остались бы у монархистов какие-то призрачные хотя бы шансы (и то сомнительно), а к февралю по общему настроению никаких шансов уже не было. И точно так же он оценивает все прочие «исторические развилки» 1917 года (апрельский кризис, июльское противостояние, корниловский мятеж). Правда, по поводу Корнилова и корниловщины, которым он больше всего сочувствует, допускает оговорку. Керенский, дескать, испортил контрреволюцию, разругавшись с Корниловым. Даже на уровне субъективистского преувеличения неубедительно. Подчинение Корнилову означало для Керенского немедленный и окончательный крах головокружительной политической карьеры, а выступление против давало шанс на ее продление. Что, кстати, и произошло фактически. На два месяца, как оказалось, но в августе Керенский не мог этого знать, да и в последующие месяцы не признавал. На более основательном уровне профессор сам же объясняет неизбежность победы большевиков. 1917 год был объективно революционным. А революцию делают массы народа. Настроение масс было, в общем, революционным и социалистическим, что неизбежно вело к переходу власти к левым социалистическим силам. Так объясняет не марксист, а самый что ни на есть контрреволюционный либеральный профессор. Для тех, кто знаком с ленинскими оценками, бросается в глаза их очень большое сходство с аргументами теперешнего историка. Вряд ли это случайное совпадение. Лет тридцать назад последний наверняка украсил бы свои «труды» ленинскими цитатами. Теперь он предпочитает не упоминать о «совпадении», но, не будучи дураком, не отвергает, а фактически воспроизводит ленинские объяснения, поскольку они соответствуют фактам и здравому смыслу.
После 1917 года «собеседники» вспоминают гражданскую войну. Ведущий вовсю старается отыскать «альтернативные» возможности, а историку приходится объяснять, почему они не реализовались. Альтернативы естественно классифицируются по двум направлениям — демократическо-социалистическая «учредиловская» контрреволюция и буржуазно-офицерская белогвардейщина. Не считая анархии, которая мать порядка, и просто безыдейного бандитизма. Почему не получилась учредиловская контрреволюция? Ведь на выборах в Учредительное собрание победили эсеры весьма убедительным большинством. Марксистский ответ известен. В 1917-18 годах ситуация была не устойчиво-парламентская, а революционная. Решала реальная сила, важным, но отнюдь не единственным компонентом которой были голоса избирателей. Большевики понимали это очень хорошо, и были правы. Когда (в сентябре-октябре) перевес сил, хотя и небольшой, оказался на их стороне, они, как настоящие революционеры, не упустили шанс и захватили власть. После чего получилось триумфальное шествие Советской власти по стране. В разгар этого самого триумфального шествия вышел конфликт создающейся новой власти с несовместимым с нею Учредительным собранием. Собрание оказалось в состоянии провозгласить себя властью, но не смогло стать ею, потому что силы у него не было. Его работа закончилась, когда устал караул. И в столице, и на местах, Советы, ставшие властью, не пожелали отдать ее учредиловцам. Профессор-историк также констатирует эту ситуацию, дополняя подробностями, что некоторые депутаты предлагали опереться на своих сторонников вне стен Таврического дворца, однако практически ничего не вышло, поскольку соотношение сил в столице было не в их пользу. Не только в столице, но и в провинции, депутаты не нашли местности, которая готова была признать их властью. Они получили шанс только в начале июня (1918 года), когда восставший чехословацкий корпус сверг Советы к востоку от Волги. Избранники народа образовали в Самаре Комитет членов Учредительного Собрания (КОМУЧ) и стали властью по милости иностранной военщины.
Эховские собеседники острили по поводу тогдашних российских властей: дескать, учредиловцы опирались на чехословаков, а большевики на латышских стрелков и военнопленных интернационалистов (немцев, австрийцев, венгров). Остроумие заменило ответ на вопрос по существу: какая именно часть военной опоры той и другой стороны была иностранной, а какая внутренней. Ответ, который спрятали вещатели, сильно не в пользу депутатов. Учредиловцы попытались создать свою собственную «Народную армию», но фактически создали не свою, а белогвардейскую. Крестьяне, которые голосовали за эсеров на выборах, из их армии разбегались. А офицеры, которые оставались, были политически монархистами, а не демократами, тем более не социалистами. Контроль над «своей» армией депутаты утратили очень быстро, а боеспособность ее была низкой. Новорожденная Рабоче-Крестьянская Красная армия высокими боевыми качествами на тот момент тоже не блистала, но после ликвидации последствий июльского мятежа Муравьева, командовавшего Восточным фронтом, разбила Народную армию КОМУЧа вместе с чехословаками и уральско-оренбургскими казаками. Собеседники не стали напоминать слушателям ход военных событий на Восточном фронте в 1918 году и тем более не стали раскрывать причины подавляющего превосходства Красной армии над учредиловской вооруженной силой, поскольку эта сила оказалась несерьезной по сравнению и с большевистской, и с настоящей белогвардейской. Субъективный фактор здесь тот, что, хотя эховские контрреволюционеры предпочитают большевикам учредиловцев, неизмеримо больше они любят белогвардейцев-корниловцев. Я полагаю, причины краха «учредиловской» контрреволюции все же заслуживают внимания. Эховские историки указывают на «государственную» ограниченность крестьянства, которое голосовало за эсеров на выборах, но не желало воевать за пределами своей ближней округи. Это верно, но не исчерпывает вопроса. Не случайно эховцы, в противоположность марксистам, начисто игнорируют неоднородность крестьянства. Эсеров поддерживали, в основном, не бедные, «хозяйственные» мужики. А на большевиков ориентировались люди бедняцко-батрацкого социального положения, которых тоже было много, и которые намного меньше были привязаны к своему хозяйству, зато куда более склонны служить в армии, не только в пределах пешеходной доступности от своей деревни. Поэтому, в частности, неразбегающаяся часть мобилизованных была у красных намного многочисленнее, чем в «народной», а также в белогвардейских армиях.
Наиболее драматическим моментом гражданской войны был октябрь 1919 года, когда деникинцы взяли Орел, а офицеры Юденича – Пулковские высоты, и невооруженным глазом видели купол Исаакиевского собора. Этот момент эховские историки вспоминают со смешанным чувством восторга и разочарования. Совсем недалеко вроде было белым до победы. И практически мгновенно все развалилось. Причины провала «белой альтернативы» либеральный профессор трактует двояко. С одной стороны примитивная пошлость. Жестокости, дескать, белым не хватало. Они были жестоки «по меркам 19 века», а красные — по меркам 20-го. Оценки субъективные и грубо односторонние. На вопрос о еврейских погромах профессор-либерал сообщил, что инициатива принадлежала не самому Деникину, как признавали впоследствии деятели сионистской эмиграции. Как будто от этого легче жертвам. Про другие «жестокости 19 века», вроде сплошных порок шомполами обитателей неподчинявшихся сел, вообще не упоминали. С другой стороны тот же профессор признает, что белые не могли победить, поскольку их программа, а еще более практика, были неприемлемы подавляющему большинству населения в большей степени, чем практика большевиков, даже продразверстка. Почему вообще белогвардейцам, в отличие от учредиловцев, удалось-таки создать многочисленные армии, в отдельные моменты добивавшиеся впечатляющих успехов? Впоследствии белоэмигранты, сопоставляя с 1612 годом, сетовали, что в князьях Пожарских у них не было недостатка, да вот Мининых, к сожалению, не было. Так и не признали они, что Минины были по другую сторону баррикад… То есть крайне неоднородное белое движение располагало немногочисленным ядром высокопрофессиональных офицеров, сильно контрреволюционно политически ориентированных, но не имело широкой массовой поддержки в низах. У красных дело обстояло наоборот. Показательны следующие цифры, которые не упоминали эховские историки. Когда Корнилов вывел из Ростова в первый зимний («ледяной») поход на Кубань 22 февраля 1918 года созданную им Добровольческую армию, она насчитывала около 1000 «нижних чинов» на 3000 офицеров. При этом добровольческая в то время Рабоче-Крестьянская Красная армия насчитывала на середину апреля около 200 тысяч солдат и командиров. Впоследствии численность противостоящих армий многократно возросла за счет принудительных мобилизаций. Но белогвардейские армии массовая мобилизация погубила, а Красную армию усилила. Потому, очевидно, что стойкое ядро Красной армии было намного более многочисленным, чем во всех белогвардейских вместе взятых. Молодое советское государство оказалось способным держать удар в намного большей степени, чем белая государственность. В самые трудные критические моменты красные стойко держались, мобилизовывались и добивались перелома. А белые армии не выдерживали сильных ударов после впечатляющих успехов, насильно мобилизованные крестьяне разбегались, остатки организации разваливались.
Специалист по эмиграции фактически признает, что его подзащитные почти ничему не научились из трагического опыта беспощадного противостояния. После сокрушительного разгрома в конце 1919 года еще раз испытали судьбу в Крыму под командованием Врангеля, воспользовавшись конфликтом Советской России с Польшей. При этом пытались скорректировать программу. Конечно, не принципиально. Для того, чтобы сделать себя худо-бедно приемлемыми простому народу, им пришлось бы перестать быть белогвардейцами. Даже после краха врангелевской авантюры большая часть белой эмиграции многие годы продолжала вынашивать планы реванша, надеясь использовать внутренние трудности победителей, такие, как кронштадтский мятеж 1921 года, антоновское восстание в Тамбовщине, мятеж в Западной Сибири. Именно этим упертым антисоветчикам больше всего сочувствуют эховские историки, а не «сменовеховцам», которые сообразили все-таки, хотя и с большим опозданием, что лучше договориться с победившим народом, чем продолжать бессмысленное и безнадежное противостояние.
Характерно, что в эховских разговорах на тему «цены революции» вообще не обсуждается вопрос об ответственности за эту самую чудовищную цену. Говоруны «подразумевают» стопроцентную ответственность революционеров. Минимальная объективность требует признать, что ответственность несут обе стороны, причем не в равной степени. Намного большая доля ответственности на проигравших, которые слишком долго упрямились, даже тогда, когда результат определился вполне очевидно. Жертв было бы намного меньше, если бы противники большевиков признали поражение и прекратили кровопролитие хотя бы после разгрома в конце 1919 года. Важнейший урок истории в высшей степени актуален для теперешних либералов. Только самые глупые из них не поняли до сих пор, что никаких шансов на доверие народа после гайдаро-чубайсовщины конца 20 века у них нет, и не будет на поколения. Теперешний режим их тоже плохо устраивает. Сменить его может только левый поворот. Лучше раньше, но, к сожалению, не завтра. Иные либералы как будто не против договориться с левыми, однако от реальных левых воротят нос. Вот если были бы такие левые, как во Франции или Скандинавии, а не такие, которые не отрекаются от революции и Советского Союза… Глупости это. Неглупым либералам давно пора сообразить, что в их собственных интересах открытый равноправный диалог с такими левыми, какие есть. С такими в первую очередь, которые «тоже» не дураки и способны извлекать уроки из истории и опыта последних десятилетий. Недалекое будущее покажет, в какой степени способны усваивать уроки истории теперешние российские либералы.
При всей любви к «плюрализму» эховские собеседники предпочли не связываться с неудобными оппонентами, а вместо реальной дискуссии оглушать слушателей мешаниной из тенденциозно подобранных фактов и своих «свободных» фантазий. С точки зрения чубайсова советника «то, что Владимир Ильич Ульянов-Ленин был преступником и исчадием ада, для меня очевидно много-много лет. Я много лет это понимаю и думаю, что очень многие это понимают». Естественно, и не ново. Классовые враги уже очень-очень много лет именно так понимают. Тем не менее, такого «понимания» даже им недостаточно для «понимания», почему все-таки «исчадию ада» так много удалось против них сделать. С «божественной» точки зрения непосредственная поддержка Сатаны объясняет все, но эховской аудитории Сатаны мало. Приходится признавать в какой-то степени дар божий. «Я думаю вот что. При всей моей неприязни к Владимиру Ульянову-Ленину, я думаю, что он был, хоть и систематически необразованный, но умный человек. Он был, как мне кажется, значительно умнее Иосифа Сталина и так далее». Но признать дар божий в превосходной степени, как это было на самом деле, чубайсов психолог, конечно, не может. «Думаю, что Ленин не сделал тех положительных вещей, о которых говорится. Мне кажется, это был действительно гениальный тактик, гениальный менеджер. И хочу еще раз подчеркнуть, что в основе его представлений о будущем России лежало отсутствие систематического образования и пробелы в интеллекте». Признание гениальности хотя бы на «тактическом», «менеджерском», уровне весьма «психологично» сочетается с «пробелами в интеллекте» умного, хотя и «систематически необразованного» человека. Понятно, неприязнь кандидата наук вызывает именно гениальность, во всяком случае куда в большей степени, чем «пробелы в интеллекте». Советник-психолог отчасти следует примеру шефа-Чубайса, который «признавал», в бытность главным электриком, высокий класс «менеджмента» в реализации программы ГОЭЛРО. По существу же утверждение о «гениальном менеджере» ложно. Ленин был, конечно, организатором высокого класса, но вовсе не чемпионом среди большевиков в этом смысле. Иосиф Сталин, который был, по оценке кандидата-психолога, «значительно глупее», явно превосходил предшественника по «мастерству менеджмента». Яков Свердлов, Феликс Дзержинский, да, вероятно, и Лев Троцкий, тоже определенно не уступали вождю революции в организаторских талантах. Его роль была иная, а болтовня о «гениальном менеджере» только запутывает дело.
Самый главный «интеллектуальный» аргумент чубайсова психолога против гения революции — «отсутствие систематического образования». Его рассуждения на эту тему — бесподобное саморазоблачение его собственного (и ему подобных) интеллектуального убожества. «Владимир Ильич нормально закончил гимназию, отучился год (или даже меньше) в Казанском университете… После этого матушка, использовав какие-то свои связи, добилась экстерната в Петербургском университете. Что такое экстернат в Петербургском университете? Это отсутствие систематического образования. Я, когда преподавал фулл-тайм в советское время в Московском университете, если ко мне попадался случайно студент (мальчик или девочка) из диссидентской семьи, то я делал следующее: вызывал его сразу (выдергивал из аудитории) на экзамене, несмотря на протесты: "Я еще не готов(а)" и так далее. Ребенок садился, я брал зачетку, ставил "Отлично", говорил: "Отцу привет. А теперь, если хотите поговорить по предмету, — пожалуйста". Я считал своим долгом сначала выразить солидарность с этими людьми. Представьте себе профессоров Петербургского императорского университета, когда к ним попадает на экзамен брат несправедливо, не по делу, как считала тогда русская интеллигенция, казненного революционера Александра Ульянова. Что, кроме "Отлично", они могли ему ставить? И посмотрите: он был человеком интеллектуально активным, читал книжки и так далее, но у него не было систематического образования. Что такое систематическое образование? Приходит молодой человек учиться и говорит, что Фейербах — козёл. Ему говорят: "Окей, Фейербах, может, и козёл, но ты сначала его прочтешь, сдашь по нему зачет, и тогда только ты имеешь право высказываться". А Владимир Ильич брал на ночь книжку, а потом писал "Материализм и эмпириокритицизм". То есть чистая графомания. Потому что не было уважения. Систематическое образование дает уважение… Отсутствие систематического образования, то есть уважения к законам природы, общества, отсутствие понимания, насколько все сложно устроено, — это характерная черта всех революционеров. И у Владимира Ильича это было представлено в полной мере. Малообразованный интеллектуально активный графоман».
Что и говорить, разоблачение стопроцентное сразу по нескольким направлениям. «Фейербах — козел» — трогательная наивность по сравнению с «Владимир Ильич брал на ночь книжку, а потом писал «Материализм и эмпириокритицизм»». Автор такой фразы наверняка никогда не читал «Материализм и эмпириокритицизм», либо читал так, как принято у советников господина Чубайса, за что этот самый Чубайс, который воображает себя «эффективным менеджером», платит своим глупым советникам такие суммы, какие не снились настоящим труженикам науки и образования. Откровения экзаменатора-психолога по поводу выражения солидарности со «своими» через выставление незаработанных отличных оценок их «ребенкам» выдают противоположное моему понимание «уважения». Я «тоже» экзаменую студентов, однако считаю студента самостоятельной личностью, которая сама за себя отвечает, а вовсе не «ребенком». Бывало, хотя и редко, что мне приходилось «содействовать» идейно близким молодым людям, однако исключительно консультациями по существу предмета, который следовало изучить, а послаблениями в требованиях по сравнению с «несвоими» — никогда. Только так я понимаю уважение к себе и к единомышленникам по политическим взглядам. Чубайсов психолог всех мерит своим аршином, который на самом деле принципиально ущербный. Я не думаю, что профессора, экзаменовавшие студента Владимира Ульянова, выражали свою солидарность с братом казненного царскими сатрапами революционера подобно теперешнему горе-психологу Леониду Гозману. Зато стопроцентно уверен, что сам студент Владимир Ульянов был о себе настолько высокого мнения, что посчитал бы чудовищным оскорблением какое бы то ни было снисхождение по любому поводу.
По поводу уважения-неуважения «к законам природы и общества» могу напомнить некоторые факты из жизни современника Владимира Ильича. В конце июня 1905 года в редакцию солидного немецкого научного журнала «Анналы физики» поступила статья под названием «К электродинамике движущихся тел». Ее автором был какой-то никому из уважаемых ученых не известный малообразованный графоман по имени Альберт Эйнштейн. Этот самый Эйнштейн настолько не блестяще окончил цюрихский Политехникум (а вовсе не престижный университет), что ни один из профессоров не пожелал оставить его у себя на кафедре для продолжения образования — в отличие от многих других выпускников. Далеко не сразу, с большим скрипом ему удалось (отчасти по блату) устроиться в патентное бюро в Берне на должность эксперта третьего класса. И вот этот патентный эксперт третьего класса набрался наглости противопоставить какие-то свои радикальные идеи общепризнанным «законам природы и общества», традиционным представлениям о пространстве и времени… Даже чубайсов советник не возьмется, я полагаю, отрицать нелепость оценки значения самой гениальной в истории человечества научной статьи с позиций «систематического образования». Не потому, что сам читал оригинальное изложение великого открытия (на это он очевидно неспособен), а лишь потому, что его «референтная группа» не оспаривает в данном случае компетентные оценки профессионалов. Точно в такой же степени нелепы оценки «пробелов в интеллекте» у примерно в равной с Эйнштейном степени «малообразованного» Владимира Ильича Ульянова-Ленина. Между прочим, взаимные оценки этих двоих не получивших систематического образования персонажей начала 20 века не имеют ничего общего с «оценками» типа «исчадия ада»… Не лишне напомнить, пожалуй, и еще одного малообразованного графомана, который задолго до Ленина самокритично признавался: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь… »
Что такое «законы природы и общества»? На самом деле наши систематически образованные реформаторы считают «всеобщими законами» то, что они прочитали в заграничных учебниках. Сами они показали себя ни на что не способными кроме бездумного списывания с заграничных прописей и тупого исполнения указаний иностранных советчиков. С вполне соответствующим уровню интеллекта реформаторов результатом гайдаро-чубайсовых реформ. Тот же, кого они обзывают «исчадием ада», поступал иначе. Разбираясь с аграрным вопросом в России, он основательно изучил конкретные факты распределения земли и основных орудий среди «земледельческого населения» и сопоставил эти объективные данные с выявившимися в новорожденном «народном представительстве» настроениями представителей разных классов. Такую работу не сделал никто ни из противников, ни из однопартийцев, которые потенциально были высококлассными «менеджерами». Именно потому, что он это осилил, Ленин был в 1917 году намного лучше всех прочих вооружен пониманием перспектив революции и возможностей, которые она открывала. Глупенькие эховские историки и психологи никак не могут признать, что именно правильное понимание конкретных «законов природы и общества», основательно изученных Лениным до революции, послужило фундаментом его «гениальных тактических» решений 1917 года.
Я полагаю, изложенного более чем достаточно для «адекватной» оценки уровня «просветителей-реформаторов». Стоит отметить также их глубочайшую моральную ущербность. У них очень низкая (и вполне адекватная) самооценка. В противоположность проклинаемым ими большевикам, которые были о себе весьма высокого мнения. У «наших» реформаторов нет и никогда не было ни малейших претензий на самостоятельность мысли. В смысле интеллекта это презренные рабы «передовых», по их понятиям, заграничных поводырей. Их рабская подражательная психология — полнейшая противоположность психологии первопроходцев, какими были, в частности, Пушкин, Ленин и Эйнштейн. Уровень аудитории «Эха», увы, в общем, соответствует уровню вещателей. Каков поп, таков и приход. Слушатели, как правило, принципиально некритичны и несамостоятельны. Им не приходит в голову, услышав про « исчадие» (гозмановский эквивалент «оценки» «Фейербах — козел»), минимально поинтересоваться иными мнениями и хотя бы при всех предубеждениях прочитать легко доступные тексты самого Ленина (что рекомендовал, кстати, «сам» Гозман по отношению к Фейербаху). При том многие высокого мнения о своем «систематическом образовании»…
Надо признать, однако, что абсолютной монополии на «Эхе» дураки все же не имеют. В той же самой серии «цена революции» есть передачи совсем другого класса. 16 марта и 11 мая слушателей просвещал питерский профессор Петр Базанов, специалист по русской эмиграции. По идейному направлению сей профессор контрреволюционер не менее клятый, чем прочие собеседники ведущего Соколова. Базанов, однако, отличается, во-первых, тем, что он не дурак, а во-вторых, тем, что его «систематическое образование» не обошлось без марксизма. Причем, судя по его высказываниям, профессор и теперь во многом следует марксистскому подходу к истории. Разумеется, не признаваясь в этом. Он хорошо знает факты, и в той мере, в какой придерживается фактов, высказывается почти по-марксистски. Другое дело — контрреволюционные фантазии, которые оказываются почти такими же пошлыми, как у откровенно глупых коллег по вещанию. Тема Базанова — возможные альтернативы победе большевиков в 1917 году и в гражданской войне. Все без исключения собеседники до такой степени озлоблены поражением «своих, что не рассматривают вовсе еще более худшие даже с их точки зрения сценарии, которые при минимальной объективности следовало бы учитывать. Например, более продолжительное царствование батьки Махно в обширных районах юга России. Или расчленение бывшей «неделимой великой России», которое фактически состоялось в 1918 году, и преодолеть которое на самом деле не было шансов ни у кого, кроме большевиков.
Положим, такие мелочи, как «единая неделимая Россия», нашим либералам не сильно дороги, что не мешает им горячо сочувствовать белогвардейцам, которые воевали как раз за «единую неделимую». Конечно, дореволюционная царская Россия больше советской соответствует их ценностям. И начинает свою «альтернативность» ведущий Соколов с февраля 1917 года. Не было ли возможности в самом начале задавить революцию? Если бы царь отказался отрекаться, прогнал Шульгина и военной силой «прекратил беспорядки» в столице? При всем сочувствии прогнившему царизму профессор-контрреволюционер с глубоким сожалением отвечает «нет». Не было у глупого царя силы, дискредитировал он себя до последней степени даже в глазах стойких сторонников самодержавия. Раньше надо было отрекаться, тогда может быть остались бы у монархистов какие-то призрачные хотя бы шансы (и то сомнительно), а к февралю по общему настроению никаких шансов уже не было. И точно так же он оценивает все прочие «исторические развилки» 1917 года (апрельский кризис, июльское противостояние, корниловский мятеж). Правда, по поводу Корнилова и корниловщины, которым он больше всего сочувствует, допускает оговорку. Керенский, дескать, испортил контрреволюцию, разругавшись с Корниловым. Даже на уровне субъективистского преувеличения неубедительно. Подчинение Корнилову означало для Керенского немедленный и окончательный крах головокружительной политической карьеры, а выступление против давало шанс на ее продление. Что, кстати, и произошло фактически. На два месяца, как оказалось, но в августе Керенский не мог этого знать, да и в последующие месяцы не признавал. На более основательном уровне профессор сам же объясняет неизбежность победы большевиков. 1917 год был объективно революционным. А революцию делают массы народа. Настроение масс было, в общем, революционным и социалистическим, что неизбежно вело к переходу власти к левым социалистическим силам. Так объясняет не марксист, а самый что ни на есть контрреволюционный либеральный профессор. Для тех, кто знаком с ленинскими оценками, бросается в глаза их очень большое сходство с аргументами теперешнего историка. Вряд ли это случайное совпадение. Лет тридцать назад последний наверняка украсил бы свои «труды» ленинскими цитатами. Теперь он предпочитает не упоминать о «совпадении», но, не будучи дураком, не отвергает, а фактически воспроизводит ленинские объяснения, поскольку они соответствуют фактам и здравому смыслу.
После 1917 года «собеседники» вспоминают гражданскую войну. Ведущий вовсю старается отыскать «альтернативные» возможности, а историку приходится объяснять, почему они не реализовались. Альтернативы естественно классифицируются по двум направлениям — демократическо-социалистическая «учредиловская» контрреволюция и буржуазно-офицерская белогвардейщина. Не считая анархии, которая мать порядка, и просто безыдейного бандитизма. Почему не получилась учредиловская контрреволюция? Ведь на выборах в Учредительное собрание победили эсеры весьма убедительным большинством. Марксистский ответ известен. В 1917-18 годах ситуация была не устойчиво-парламентская, а революционная. Решала реальная сила, важным, но отнюдь не единственным компонентом которой были голоса избирателей. Большевики понимали это очень хорошо, и были правы. Когда (в сентябре-октябре) перевес сил, хотя и небольшой, оказался на их стороне, они, как настоящие революционеры, не упустили шанс и захватили власть. После чего получилось триумфальное шествие Советской власти по стране. В разгар этого самого триумфального шествия вышел конфликт создающейся новой власти с несовместимым с нею Учредительным собранием. Собрание оказалось в состоянии провозгласить себя властью, но не смогло стать ею, потому что силы у него не было. Его работа закончилась, когда устал караул. И в столице, и на местах, Советы, ставшие властью, не пожелали отдать ее учредиловцам. Профессор-историк также констатирует эту ситуацию, дополняя подробностями, что некоторые депутаты предлагали опереться на своих сторонников вне стен Таврического дворца, однако практически ничего не вышло, поскольку соотношение сил в столице было не в их пользу. Не только в столице, но и в провинции, депутаты не нашли местности, которая готова была признать их властью. Они получили шанс только в начале июня (1918 года), когда восставший чехословацкий корпус сверг Советы к востоку от Волги. Избранники народа образовали в Самаре Комитет членов Учредительного Собрания (КОМУЧ) и стали властью по милости иностранной военщины.
Эховские собеседники острили по поводу тогдашних российских властей: дескать, учредиловцы опирались на чехословаков, а большевики на латышских стрелков и военнопленных интернационалистов (немцев, австрийцев, венгров). Остроумие заменило ответ на вопрос по существу: какая именно часть военной опоры той и другой стороны была иностранной, а какая внутренней. Ответ, который спрятали вещатели, сильно не в пользу депутатов. Учредиловцы попытались создать свою собственную «Народную армию», но фактически создали не свою, а белогвардейскую. Крестьяне, которые голосовали за эсеров на выборах, из их армии разбегались. А офицеры, которые оставались, были политически монархистами, а не демократами, тем более не социалистами. Контроль над «своей» армией депутаты утратили очень быстро, а боеспособность ее была низкой. Новорожденная Рабоче-Крестьянская Красная армия высокими боевыми качествами на тот момент тоже не блистала, но после ликвидации последствий июльского мятежа Муравьева, командовавшего Восточным фронтом, разбила Народную армию КОМУЧа вместе с чехословаками и уральско-оренбургскими казаками. Собеседники не стали напоминать слушателям ход военных событий на Восточном фронте в 1918 году и тем более не стали раскрывать причины подавляющего превосходства Красной армии над учредиловской вооруженной силой, поскольку эта сила оказалась несерьезной по сравнению и с большевистской, и с настоящей белогвардейской. Субъективный фактор здесь тот, что, хотя эховские контрреволюционеры предпочитают большевикам учредиловцев, неизмеримо больше они любят белогвардейцев-корниловцев. Я полагаю, причины краха «учредиловской» контрреволюции все же заслуживают внимания. Эховские историки указывают на «государственную» ограниченность крестьянства, которое голосовало за эсеров на выборах, но не желало воевать за пределами своей ближней округи. Это верно, но не исчерпывает вопроса. Не случайно эховцы, в противоположность марксистам, начисто игнорируют неоднородность крестьянства. Эсеров поддерживали, в основном, не бедные, «хозяйственные» мужики. А на большевиков ориентировались люди бедняцко-батрацкого социального положения, которых тоже было много, и которые намного меньше были привязаны к своему хозяйству, зато куда более склонны служить в армии, не только в пределах пешеходной доступности от своей деревни. Поэтому, в частности, неразбегающаяся часть мобилизованных была у красных намного многочисленнее, чем в «народной», а также в белогвардейских армиях.
Наиболее драматическим моментом гражданской войны был октябрь 1919 года, когда деникинцы взяли Орел, а офицеры Юденича – Пулковские высоты, и невооруженным глазом видели купол Исаакиевского собора. Этот момент эховские историки вспоминают со смешанным чувством восторга и разочарования. Совсем недалеко вроде было белым до победы. И практически мгновенно все развалилось. Причины провала «белой альтернативы» либеральный профессор трактует двояко. С одной стороны примитивная пошлость. Жестокости, дескать, белым не хватало. Они были жестоки «по меркам 19 века», а красные — по меркам 20-го. Оценки субъективные и грубо односторонние. На вопрос о еврейских погромах профессор-либерал сообщил, что инициатива принадлежала не самому Деникину, как признавали впоследствии деятели сионистской эмиграции. Как будто от этого легче жертвам. Про другие «жестокости 19 века», вроде сплошных порок шомполами обитателей неподчинявшихся сел, вообще не упоминали. С другой стороны тот же профессор признает, что белые не могли победить, поскольку их программа, а еще более практика, были неприемлемы подавляющему большинству населения в большей степени, чем практика большевиков, даже продразверстка. Почему вообще белогвардейцам, в отличие от учредиловцев, удалось-таки создать многочисленные армии, в отдельные моменты добивавшиеся впечатляющих успехов? Впоследствии белоэмигранты, сопоставляя с 1612 годом, сетовали, что в князьях Пожарских у них не было недостатка, да вот Мининых, к сожалению, не было. Так и не признали они, что Минины были по другую сторону баррикад… То есть крайне неоднородное белое движение располагало немногочисленным ядром высокопрофессиональных офицеров, сильно контрреволюционно политически ориентированных, но не имело широкой массовой поддержки в низах. У красных дело обстояло наоборот. Показательны следующие цифры, которые не упоминали эховские историки. Когда Корнилов вывел из Ростова в первый зимний («ледяной») поход на Кубань 22 февраля 1918 года созданную им Добровольческую армию, она насчитывала около 1000 «нижних чинов» на 3000 офицеров. При этом добровольческая в то время Рабоче-Крестьянская Красная армия насчитывала на середину апреля около 200 тысяч солдат и командиров. Впоследствии численность противостоящих армий многократно возросла за счет принудительных мобилизаций. Но белогвардейские армии массовая мобилизация погубила, а Красную армию усилила. Потому, очевидно, что стойкое ядро Красной армии было намного более многочисленным, чем во всех белогвардейских вместе взятых. Молодое советское государство оказалось способным держать удар в намного большей степени, чем белая государственность. В самые трудные критические моменты красные стойко держались, мобилизовывались и добивались перелома. А белые армии не выдерживали сильных ударов после впечатляющих успехов, насильно мобилизованные крестьяне разбегались, остатки организации разваливались.
Специалист по эмиграции фактически признает, что его подзащитные почти ничему не научились из трагического опыта беспощадного противостояния. После сокрушительного разгрома в конце 1919 года еще раз испытали судьбу в Крыму под командованием Врангеля, воспользовавшись конфликтом Советской России с Польшей. При этом пытались скорректировать программу. Конечно, не принципиально. Для того, чтобы сделать себя худо-бедно приемлемыми простому народу, им пришлось бы перестать быть белогвардейцами. Даже после краха врангелевской авантюры большая часть белой эмиграции многие годы продолжала вынашивать планы реванша, надеясь использовать внутренние трудности победителей, такие, как кронштадтский мятеж 1921 года, антоновское восстание в Тамбовщине, мятеж в Западной Сибири. Именно этим упертым антисоветчикам больше всего сочувствуют эховские историки, а не «сменовеховцам», которые сообразили все-таки, хотя и с большим опозданием, что лучше договориться с победившим народом, чем продолжать бессмысленное и безнадежное противостояние.
Характерно, что в эховских разговорах на тему «цены революции» вообще не обсуждается вопрос об ответственности за эту самую чудовищную цену. Говоруны «подразумевают» стопроцентную ответственность революционеров. Минимальная объективность требует признать, что ответственность несут обе стороны, причем не в равной степени. Намного большая доля ответственности на проигравших, которые слишком долго упрямились, даже тогда, когда результат определился вполне очевидно. Жертв было бы намного меньше, если бы противники большевиков признали поражение и прекратили кровопролитие хотя бы после разгрома в конце 1919 года. Важнейший урок истории в высшей степени актуален для теперешних либералов. Только самые глупые из них не поняли до сих пор, что никаких шансов на доверие народа после гайдаро-чубайсовщины конца 20 века у них нет, и не будет на поколения. Теперешний режим их тоже плохо устраивает. Сменить его может только левый поворот. Лучше раньше, но, к сожалению, не завтра. Иные либералы как будто не против договориться с левыми, однако от реальных левых воротят нос. Вот если были бы такие левые, как во Франции или Скандинавии, а не такие, которые не отрекаются от революции и Советского Союза… Глупости это. Неглупым либералам давно пора сообразить, что в их собственных интересах открытый равноправный диалог с такими левыми, какие есть. С такими в первую очередь, которые «тоже» не дураки и способны извлекать уроки из истории и опыта последних десятилетий. Недалекое будущее покажет, в какой степени способны усваивать уроки истории теперешние российские либералы.
