Мысли о бессмысленном

Отличие «объектов мысли», увы,  в том, что реформа науки фактически реализуется, а термоядерной войны пока, слава богу, еще не было.  И в массовой пропаганде, и, отчасти, в оппозиционных выступлениях по поводу беспрецедентного реформаторства зачастую «мыслят» о проблеме по существу, что в данной ситуации очевидно бессмысленно.  Проблемы в российской науке ныне тяжелейшие, необходимость перемен не отрицает никто.  Но предложенные министрами «нововведения» встречают в штыки практически все, кого это касается.  Люди не сомневаются в том, что от реализации правительственных реформ станет не лучше, а еще хуже.  Оснований для недоверия более чем достаточно.  У всех на памяти опыт радикального рыночного реформаторства ельцинских времен, после которого относительная стабильность путинского царствования представлялась большинству населения великим благом.  А тут вдруг гарант стабильности взялся крушить почем зря ту самую стабильность, на которой держится его высокий рейтинг.  Не менее существенно то, какой именно способ начала реформы избрали ее авторы.  Для успеха спецоперации тайно, воровски, под покровом темноты подготовили «законопроект», выбрали подходящий момент и внезапно вбросили в «законотворческий процесс» под занавес «сессии».  Все те, которые не безнадежные идиоты, отлично понимают, что благородные дела таким образом не делаются.

Правильные разумные решения вырабатываются в «процессе» свободного критического обсуждения с участием всех заинтересованных.  Если проблема трудна (именно так обстоит дело в данном случае), свободное обсуждение тоже не гарантирует от ошибок.  Но вероятность грубых и откровенно глупых ошибок в таком случае намного меньше, чем при сильно засекреченной подготовке проектов в недрах аппарата.  Пропаганда «объясняет» спешку остротой проблемы.  До того, дескать, дошла ситуация, что тянуть больше нельзя.  Аргумент годится для людей совсем уж недалеких, абсолютно некритичных и грубо односторонне «информированных».  Одним словом, «зомбированных». На самом деле меры всем очевидные легко провести немедленно, не затевая радикальной перестройки.  Например, повысить финансирование, просто добавив всем труженикам академии тысяч по10 в месяц.  В масштабе бюджета сумма смешная.  Конечно, это не решит проблему, но временно смягчит ее остроту.  А сколько-нибудь серьезная реорганизация наверняка принесет больше вреда, чем пользы, если не будет основательно продумана в процессе свободного критического обсуждения с участием людей действительно ответственных и компетентных.  Вопрос в том, кого именно считать ответственными и компетентными.  Властвующие бюрократы естественно считают таковыми только себя.  Люди, не входящие в бюрократическую «вертикаль», как правило, думают иначе.  Привожу мнение одного из наиболее авторитетных экспертов по проблемам российской бюрократии Льва Николаевича Толстого (на примере соперничества разных чиновничьих группировок).

«На все вопросы были прекрасно изложены ответы, и ответы, не подлежавшие сомнению, так как они не были произведением всегда подверженной ошибкам человеческой мысли, но все были произведением служебной деятельности.  Ответы все были результатами официальных данных, донесений губернаторов и архиереев, основанных на донесениях уездных начальников и благочинных, основанных, с своей стороны, на донесениях волостных правлений и приходских священников; и потому все эти ответы были несомненны.  Все те вопросы о том, например, почему бывают неурожаи, почему жители держатся своих верований и т. п. вопросы, которые без удобства служебной машины не разрешаются и не могут быть разрешены веками, получали ясное, несомненное разрешение.  И решение было в пользу мнения Алексея Александровича.  Но Стремов, чувствуя себя задетым за живое в последнем заседании, употребил при получении донесений комиссии неожиданную Алексеем Александровичем тактику.  Стремов, увлекши за собой некоторых других членов, вдруг перешел на сторону Алексея Александровича и с жаром не только защищал приведение в действие мер, предлагаемых Карениным,  но и предлагал другие крайние в том же духе.  Меры эти, усиленные еще против того, что было основною мыслью Алексея Александровича, были приняты, и тогда обнажилась тактика Стремова.  Меры эти, доведенные до крайности, вдруг оказались так глупы, что в одно и то же время и государственные люди, и общественное мнение, и умные дамы, и газеты  — все обрушились на эти меры, выражая свое негодование и против самих мер, и против их признанного отца, Алексея Александровича».

Обратим внимание на то, что Алексей Александрович Каренин не был ни вором, ни взяточником.  Он был просто винтиком бюрократической машины и добросовестно стремился делать все наилучшим образом для пользы дела  — так, как он эту пользу понимал.  В каренинские времена чиновники «тоже» воровали, да даже и в сталинские, но масштаб «распила» был многократно меньше, чем теперь.  При царе не было прихватизации, которая с одной стороны в громадной степени разожгла аппетиты, а с другой создала максимально благоприятные условия для их удовлетворения.  Тем не менее, я не думаю, что главной целью инициаторов «научной» реформы была прихватизация в свою пользу материального советского наследства академии.  Хотя фактически именно к этому сведется в конечном счете «эффективность» проекта. Скорее, готовили реформу все-таки не воры-взяточники-вымогатели, а бюрократические винтики с каренинскими ценностями и уровнем интеллекта.  На высшем же уровне  — с заметной примесью геростратовских ценностей.  Министр Ливанов предъявил академикам претензию с «нравственной» точки зрения, «упрекнув» их в лицемерии.  Возмущаются, дескать, тем, что с ними не советовались, а ведь Алферов и Фортов сами со скандалом вышли из «общественного совета» при министерстве, обидевшись на негативные высказывания министра в адрес Академии.  Чья бы корова мычала…  Те, которые не вышли из «общественного совета», оказались одураченными куда хуже, чем те, которые его покинули.  Для оставшихся «общественников» «законодательная инициатива» оказалась столь же внезапной, как и для всех небюрократических смертных.  Для депутатов, разумеется, тоже, что их, разумеется, не смутило.  Все давно привыкли, что Госдума не место для дискуссий, а просто не третье даже, а скорее десятое по значению, отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии.  Роль этого отделения в том, чтобы проштамповать, упаси боже, без малейшего намека на критическое обсуждение, спущенные сверху инициативы.  Одна только фракция КПРФ отказалась разделить ответственность за погром науки.  «Справедливые» депутаты слегка покочевряжились и проголосовали «против» в первом чтении.  Ко второму, однако, поумнели и с величайшим энтузиазмом проголосовали за предложенный Президентом компромисс.  Бессмысленно искать какой-либо смысл по существу в поведении народных избранников.  Они ничего не решают, а только изображают, и весьма бездарно, представительство «своих» избирателей.

Сами академики ведут себя по-разному.  Иные высказывались весьма резко.  Но в основном их реакция сводится к обращениям к Путину с уговорами смягчить погром.  Мы слышим выражения холопской радости:  хоть на что-то барина удалось уговорить.  Тех, которые не торопятся делиться холопским восторгом, мы не слышим.  Но и такие наверняка есть.  В данном случае такое молчание  — золото в самом лучшем смысле.  Это единственный в предложенных обстоятельствах вариант сколько-нибудь достойного поведения.  И в целом, при всех прогибах, поведение ученых людей всего более достойно в сравнении со всеми остальными.  Министр Ливанов в разговорах с заграничными «партнерами» обзывал Академию «домом престарелых».  Увы, в теперешнем российском обществе, как оказалось, не лишены чувства собственного достоинства почти что исключительно престарелые…  В конечном итоге ситуацию пришлось разруливать самому главному барину, то есть Путину.  Я не думаю, что он сам был инициатором «реформы».  У него много других дел, а непосредственно материально заинтересованы в предстоящем распиле отбираемой у Академии собственности люди намного менее высокого ранга.  Поведение Путина показывает, на мой взгляд, до какой степени плохо представляет себе объективную ситуацию человек, сконцентрировавший в своих руках необъятную власть.  Уж сколько раз твердили миру…  Мне вспоминается, если не ошибаюсь, интервью дочери Н.С.Хрущева, которая утверждала, что многолетнее пребывание на вершине власти практически неизбежно порождает утрату чувства реальности.  Вокруг властителя формируется устойчивая придворная оболочка, которая жестко фильтрует в своих интересах доходящую до него информацию, в результате чего картина мира в его голове плохо соответствует тому, что есть на самом деле.  Очень похоже на то, что это всеобщая истина, справедливая, в частности, и по отношению к Путину.  Он давно уже пересидел на вершине сколько-нибудь разумный срок.  Теперь он медленно «эволюционирует» по нисходящей части своей политической карьеры, и чем дальше, тем больше допускает ошибок, которые делаются все более грубыми.  Поскольку вперед и вверх двигаться некуда, интерес властителя концентрируется на консервации ситуации, которая обеспечивает его вершинное положение.

Несравненно важнее, однако, то, что вместе с Патриархом по нисходящей развивается, пока малозаметно, но неуклонно, и вся «постсоветская» общественно-политическая система.  «Тренд» к усилению личной власти, зажиму и тоталитаризму был заложен еще в апогее либерально-бюрократического ельцинского реформаторства.  Чиновно-бюрократическое крыло тогдашней реформаторской коалиции в высшей степени успешно воспользовалось плодами либеральных реформ.  Второе постсоветское десятилетие стало звездным часом этой чиновной «элиты», и лидер ее был выбран Ельциным тоже очень удачно.  Без особых усилий со стороны лично Путина и бюрократической элиты в целом режим получил массовую поддержку низов.  Только за то, что Путин не Ельцин, и власть в целом не злоупотребляла такими прелестями как многозначная инфляция и многомесячные невыплаты зарплаты.  Пропаганда с успехом эксплуатировала благоприятную объективную ситуацию и без натуги добилась укрепления массовой поддержки «вертикали» в первые годы ее становления.  На восходящем этапе развития этой «конструкции» произошел показательный эпизод  — монетизация льгот в январе 2005 года.  Рейтинг Путина заметно покачнулся, что продемонстрировало всем пределы народного терпения.  Тем не менее, резервы системы были тогда далеки от исчерпания, власть быстро отрезвела, сманеврировала и продолжила развитие по восходящей.  К моменту «рокировки» Путина-Медведева «восходящий» этап закончился.  Система столкнулась с открытыми вызовами со стороны ничтожной численно, зато радикальной по требованиям, оппозиции.  С тех пор давление оппозиции, хоть и по-прежнему «маргинальной» и страшно далекой от массы народа, очень медленно и постепенно нарастает.  Сама по себе теперешняя оппозиция совсем уж мало на что способна.  Но ее неистребимость, несмотря на репрессии, есть косвенный, но надежный, индикатор перемен в настроении массы народа, который пока безмолвствует.  Власть чувствует ослабление народной поддержки и пытается компенсировать эту ускользающую опору фальсификациями, репрессиями и усилением контроля над всеми сферами жизни общества.  Результат получается двоякий.  С одной стороны люди уходят в разочарование, подавленность и пассивность, с другой улетучиваются остатки доверия к верхам.  Запас устойчивости тает, даже не очень большие трудности могут спровоцировать политический кризис.  Его разрешение репрессивными методами означает новый виток того же «процесса», который уже пошел.  Такого рода «развитие» не может кончиться ничем кроме краха всей системы.  После чего свергнутым верхам точно мало не покажется.

Какое отношение имеет обрисованная перспектива «развития общества» к реформе Академии наук?  Самое непосредственное.  Вопреки мнению самых наивных дурачков, к проблеме эффективности и конкурентоспособности науки затеянная реформа не имеет никакого отношения.  «Проблема распила» академической собственности тоже не главное.  Главное  — ликвидация относительной неподконтрольности научно-академической части государственной машины, приведение академиков к одному знаменателю с единогласно одобряющими депутатами, в высшей степени независимыми судьями, беспрекословно выполняющими, в том числе и противозаконные, указания начальства полицейскими.  Эти бессовестные академики позволяют себе голосовать так, как хотят, а не так, как «рекомендовано».  И голоса не так подсчитывают, как «положено» в ведомстве господина Чурова.  И даже критиковать верховную власть себе позволяют, хотя и в осторожных выражениях.  Терпеть такое вопиюще противоречащее «генеральной линии» положение никак невозможно.  Потому и надо торопиться, потому и нужна спецоперация.  Потому и выполняет полковник Путин буквально программу, объявленную без малого двести лет тому назад гвардии полковником Скалозубом.  «Я вам фельдфебеля в Вольтеры дам.  Он в две шеренги вас построит.  А пикнете, так мигом успокоит».  Вот и назначил полковник Путин в Вольтеры фельдфебеля Ливанова.  Чтобы построил в две шеренги строптивых, хотя и престарелых, академиков.  И так успокоил, чтобы и пикнуть не смели.  Не думаю, как отмечал ранее, что инициатива «научной» реформы исходила от «самого» Путина.  Однако она полностью соответствует логике развития системы.  При всей односторонности «служебной» информации, не мог Путин не понимать, что реформа непопулярна.  Стало быть, есть риск, что пострадает сверхценный рейтинг. Без санкции царя-президента спецоперация не могла состояться.  Но он предпочел отстраниться, не высовываться публично.  Так же, как при монетизации льгот.  На этот раз отстраниться не получилось.  Конфликт оказался более острым и публичным, чем предполагали.  Пришлось разруливать самому, и кое-что уступить, всего более по материальной части.  Как можно предположить по дошедшим до «массовой информации» сведениям, обе стороны отчаянно торговались, никто не хотел уступать, но все предпочли публично изобразить удовлетворение мудрым президентским компромиссом.  На самом деле продиктованный верховным арбитром компромисс наверняка никого не устраивает, и далее предстоит упорная борьба за «исправление» реформы в свою пользу всеми заинтересованными сторонами.  Вместо конструктивной работы по исправлению действительно тяжелейшего положения, в котором оказалась ныне российская наука.  С такой конструктивной точки зрения начатая усилиями «системщиков» реформа на сто процентов бессмысленна и на двести вредна.  С чем и поздравляю всех участников бессмысленных действий.

                                                                                                         Д.Могилевский.